Если вы хотите, чтобы команда KYKY продолжала писать, работать и изучать быт беларусов – подпишитесь на наш Patreon за мерч и другие бенефиты. Или сделайте быстрый донат прямо на нашем сайте (окно для донатов – прямо под этим материалом).

Казалось бы: при чём здесь Позняк, ЛГБТ и Афанасьева

KYKY: В 1998 году ты зарегистрировал первую в Беларуси ЛГБТ-организацию. Расскажи про те события. И в принципе, как это – быть первым открытым геем в 90-е в постсовке? За это ведь могли и убить.

Эдвард Тарлецкий (Э.Т.): В 1996-1997-х я жил в Америке – там как раз шло активное движение в поддержку защиты прав ЛГБТ. Я тогда познакомился со многими активистами из Детройта и Чикаго и сильно вдохновился этим движением.

В 1998 году я приехал в Минск, нашел единомышленников, и мы подали документы на регистрацию первой в Беларуси ЛГБТ-организации BELARUS LAMBDA LEAGUE. После Штатов я многое романтизировал и делал всё из самых искренних побуждений. Это как раз было время Позняка, БНФ, когда еще ходили мифы о толерантности и большой культуре беларусов – задолго до того, как мы стали разуваться, становясь на лавочку. И я действительно верил, что можно будет построить общество совсем другой формации – время же меняется. Еще появился интернет и, казалось, вот она – свобода. Казалось, многое можно изменить.

В 2000 году мы пробовали даже сделать первый масштабный гей-прайд в Беларуси. Помню, по всему городу мы расклеили афиши, разбросали флаеры. На одной из вечеринок должна была выступать даже Инна Афанасьева. Нас поддержали посольства Франции, Швеции, Германии, а потом вдруг всё стали запрещать сверху, любые ЛГБТ-активности: стали закрывать клубы, тематические показы в кинотеатрах. Уволили даже кого-то из руководства кинотеатра «Победа», где проходили показы на ЛГБТ-тематику. А начались эти запреты и активная борьба против ЛГБТ после того, как у сына Виктора Шеймана (управляющий делами президента – Прим. KYKY) нашли один из наших радужных флаеров с приглашением на гей-прайд. Это было отправной точкой – не спрашивай, откуда я это знаю. Просто знаю.

И уже в 2005 году всё движение пошло на спад – многие из активистов были вынуждены уехать из страны. Права и свободы в Беларуси стали заливать бетоном. Например, меня не брали никуда на работу. Говорили, что «нет такой возможности», хотя я точно знал, что она была. В другом месте мне сказали: «Спасибо, Эдик, но твоя популярность нам не нужна». И в принципе, если ты открытый гей, построить карьеру в Беларуси невозможно. Главный пастух страны и его соратники очень не любят и боятся любого непонятного для них проявления сексуальности. Они же все родом из 90-х и живут по каким-то бандитским криминальным понятиям. Какое в этом случае может быть признание прав ЛГБТ, тем более на государственном уровне? Эти люди превратили целую страну в зону, где живут по понятиям. И ЛГБТ-сообщество для них – это конченные люди и петухи. О каких правах человека в этих реалиях можно говорить?

KYKY: В одном из своих интервью позже ты сказал, что был дураком, когда сделал каминг-аут в Беларуси. Жалеешь об этом?

Э.Т.: Я был дураком в том смысле, что был сильно увлечен идеями борьбы за права – это было затуманенное сознание. Я слишком все романтизировал. К слову, перед поездкой в Америку я отказался от идеи стать священником – моя жизнь могла сложиться совсем иначе. Я всегда хотел помогать людям, но понимал, что не смогу совмещать свою любовь с правилами церкви. Католические священники же не занимаются сексом.

Я не могу однозначно сказать, жалею я о своем признании или нет – это просто случилось. Хотя если бы мне тогда 25-летнему вложить в голову мой сегодняшний ум и опыт, все могло быть иначе. Как говорится, знал бы, где упал, подстелил бы соломки. Но я никогда не жалел о своих поступках – это просто было.

KYKY: Ты хотел стать священником, но при этом в 1990-х критиковал беларуский экзархат из-за того, что они называли гомосексуалов «слугами дьявола». И в то же время ты работал в беларуском католическом журнале «Наша вера», поддержал голодовку за возвращение здания церкви Святых Симона и Елены католической общине в Минске. Не считаешь, что здесь есть какие-то противоречия?

Э.Т.: Я критиковал беларуский экзархат как организацию, которая не имеет к христианству почти никакого отношения. И все, что я делал, было искренне. В том числе, когда я помогал делать журнал «Наша вера» и газету «Католические новости». Просто в какой-то период моей жизни я понял, что на самом деле представляют из себя религиозные организации, и перестал их признавать. А к вере я отношусь нормально – ко мне иногда являются разные святые люди и говорят, что нужно делать дальше. Поэтому можно быть верующим человеком, но это не значит, что ты должен соглашаться с действиями руководства религиозных организаций, будь то костел или православная церковь. Эти структуры призваны держать людей в рабстве и служить для обогащения отдельных лиц – священникам же не запрещено иметь имущество. Так почему эти структуры нельзя критиковать?

KYKY: Не кажется ли тебе, что через неприятие гомосексуальности Лукашенко отстраивает свой собственный имидж «настоящего мужика со стальными яйцами»?

Э.Т.: Нет у него никакой философии и позиции. Это просто образ мышления братка из 90-х, который захватил власть и превратил страну в зону. Хотя вот уже 14 лет я не был в Беларуси, поэтому мне сложно сказать, какие процессы сейчас происходят в обществе. Возможно, отношение общества действительно меняется к ЛГБТ, но пока Лукашенко находится у власти, ничего кардинальным образом не изменится.

KYKY: Слушай, ну можно взять недавний публичный кейс, где людей заставили записать покаянные видео и признаваться в своей сексуальности. И это не вызвало хейта, скорее, наоборот – люди стали писать слова поддержки в соцсетях.

Э.Т.: Я не верю, что в Беларуси сложилось гражданское общество. Скорее, есть какие-то отдельные люди, которые борются за свои идеалы. Можно сколько угодно опираться на мнения из соцсетей, но это не показатель. Мы не знаем, как простые люди относятся к таким явлениям, что они думают на этот счет. И для чего снимают такие видео? Чтобы еще больше запугать. Геббельс создал эту формулу давно – Лукашенко просто пользуется старой методичкой, чтобы запугивать население.

KYKY: Я веду к тому, что сегодня это коснулось геев, завтра это коснется рыжих, а послезавтра – левшей. Понимаешь, о чем я?

Э.Т.: У режима нет ни философии, ни идеи. Это просто насилие ради личного обогащения. Это просто бандиты, которые проецируют свои криминальные взгляды на целое государство и говорят, что вот эти – петухи. И такие покаянные видео нужны, чтобы все знали: завтра могут прийти и за ними, поэтому нужно сидеть тихо. И эта история с Сергеем Тихановским, когда на зоне пустили слух, что он – петух. И какие-то там криминальные авторитеты вмешивались в это дело, чтобы как-то все это вырулить. Это тоже про страх и запугивание.

KYKY: В 2002-м ты устроил акцию «Геи против фашизма» в мемориальном комплексе жертвам Холокоста «Яма» в Минске, и заявил: «Фашизму не нужно иметь форму, чтобы сразу заметили. Фашизм – это образ мышления и образ жизни. К сожалению, этому злу подвержен ряд людей в нашей стране. Мы кладем наш радужный флаг к памятнику жертвам Холокоста как символ надежды на то, что когда-нибудь в этой стране будет положен конец фашизму». Как думаешь, почему в Беларуси с тех пор так ничего и не изменилось?

Э.Т.: В Беларуси у власти находится банда, которой даже нравится, когда их называют фашистами – это дает им принадлежность к чему-то «страшному», «элитарному». И они ничего нового не изобретают, а берут на вооружение уже готовые технологии, разработанные когда-то нацистами и большевиками. Почему это живет сегодня? Это помогает удерживать власть, а власть – это всегда деньги. Весь этот госаппарат, чиновники, силовики – это все бандиты, которые держатся за свои места из-за денег. А потом пристраивают еще своих родственников на высокие должности. Ведь тогда можно вообще ничего не делать – достаточно просто доить население. И изменения наступят только в том случае, когда беларусы осознают, что все эти чиновники живут за их счет.

Проверки в клубах как способ найти компромат на детей чиновников

KYKY: Ты сказал, что государство стало закручивать гайки в отношении ЛГБТ еще в нулевых. Помимо запретов на проведение мероприятий и волчьего билета на работу, ты сталкивался с открытым хейтом?

Э.Т.: Одна из основательниц нашей общественной организации покончила с собой – на нее оказывалось невероятное давление. Она просто не выдержала, у неё была несовершеннолетняя дочь. Что касается меня, то я имел некоторую популярность, потому что до этого являлся участником католического движения, работал на телевидении – меня многие знали. Именно моя публичность, наверное, помогла мне пережить то, что стало происходить вокруг моей персоны. Большинство моих знакомых просто перестали со мной здороваться. Многие говорили: «Эдик, мы тебя любим и уважаем, но не звони нам больше». Но морально я оказался сильнее, чем Света, которая залезла в петлю. Я все это выдержал, и постепенно у меня начали открываться глаза на «невероятных беларусов». Лукашенко, кто бы что ни говорил – это 100-процентный типичный беларус, как бы его ни поносили. И именно поэтому он так долго находится у власти и находит поддержку.

KYKY: Слушай, но в 2005 году работал еще легендарный клуб «Вавилон», где ты стал выступать в качестве драг-дивы. Получается, что было нельзя, но некоторым – можно?

Э.Т.: В 2005 году происходило копирование московских трендов. И беларуские власти еще допускали наличие таких клубов, чтобы приводить международных партнеров и показывать, что с правами геев у нас все хорошо. Типа «мы их не преследуем за то, что они друг друга в жопу долбят и даем возможность им развлекаться в специализированных клубах». Но все это нужно рассматривать в контексте того времени, когда еще не было социальных сетей, дейтинговых приложений.

KYKY: Тогда уже были случаи, когда врывался ОМОН, всех укладывали лицом в пол и переписывали паспортные данные посетителей клуба?

Э.Т.: Это практика была еще с середины 90-х, когда милиция заходила на дискотеки. Потом стали появляться ночные клубы, но проверки устраивали избирательно, в зависимости от того, кому тот или иной клуб принадлежал. Откупились владельцы или нет. Это не было как-то связано отдельно с гей-клубами – приходили во все клубы.

KYKY: Зачем были нужны такие проверки? Ведь люди просто пришли в клуб – в этом нет ничего противозаконного.

Э.Т.: Чтобы завести базу. Например, киберпартизаны выкладывают в сеть разговоры чиновников – вот кто записывает эти разговоры и с какой целью? А если сделать рейд в гей-клуб, вдруг там попадутся дети каких-то высоких чиновников? И через это можно будет оказывать давление – это тоже своего рода компромат. Ведь нашли же у сына Шеймана радужный флаер.

KYKY: А если еще и наркоконтроль заявится и найдет запрещенные вещества, то это уже и на целую статью тянет.

Э.Т.: В начале «нулевых» с этим не сильно боролись – не так жестко, как сейчас, когда можно получить 10-12 лет по наркотической статье. Причем срок за употребление такой же, как и за распространение. Думаю, за наркотики клубы жестко прессуют только там, где нет договоренностей с милицией – так было всегда.

KYKY: Но ведь и у тебя был когда-то гей-клуб на улице Чкалова в Минске. Случались ли у тебя когда-либо трения с властями на этот счет?

Э.Т.: Это не был гей-клуб – мы с партнером хотели сделать что-то типа музыкального паба, где можно выпить пива и потанцевать вечером. Нашли помещение, взяли его в аренду, но чтобы открыть «заведение общественного питания» (хотя у нас даже кухни не было), нужно было получить разрешение в администрации Октябрьского района Минска. И там испугались, что Тарлецкий хочет открыть гей-клуб в соседнем здании с администрацией и долго не давали разрешения. Все это время накапливался долг по аренде, а потом мой партнер по бизнесу вместе с директором и бухгалтером убежали. Я остался один решать все вопросы. В итоге мне удалось убедить администрацию, что «никаких п**иков» в заведении не будет – и мне выдали разрешение.

Мы стали проводить мероприятия. У нас выступал запрещенный в то время «Свободный театр», мы делали танцевальный фестиваль «Гендерный маршрут». И потом ко мне пришли из КГБ и сказали, что с этой деятельностью пора завязывать. Это было как раз перед концертом одной группы – ребята читали рэп на беларуском, что-то там было против Лукашенко.

Кгбшники мне тогда сказали: «Пойдите нам навстречу, повернитесь лицом к государству – тогда и оно повернется лицом к вам». А я очень хотел получить разрешение, чтобы работать не до 23.00, а до 3.00, поэтому перестал приглашать запрещенных музыкантов.

Но на этом история не закончилось, с меня стали вымогать деньги за право работать уже бандиты. Я обратился в отдел коррупции и борьбы с бандитизмом КГБ, чтобы они разобрались с этим вопросом. Была организована целая операция по задержанию этих бандитов. Разыграли историю, будто я согласился отдать им 10 тысяч долларов, а при передаче денег этих преступников взяли. Был суд – этим людям дали по два года условно и отпустили прямо в зале суда.

Параллельно со всей этой историей мой бывший партнер по бизнесу подал на меня в суд и предъявил какие-то договоры займа, что наше общее кафе, собственниками которого мы являлись, позаимствовало у него лично какие-то огромные суммы денег. Причем в этих договорах стояли подписи сбежавших директора и бухгалтера. Суд Советского района вдруг описывает мою личную собственность и всё, что было в заведении, начиная от автомата с колой, заканчивая наушниками диджея.

KYKY: И чем всё закончилось?

Э.Т.: Опять были суды, на мою недвижимость наложили арест, а меня обязали вернуть какие-то огромные суммы моему экс-партнеру по бизнесу, но я не стал этого делать – я ни у кого ничего не брал. Мне грозил не только уголовный срок, но и принудительное лечение в психушке – об этом мне недвусмысленно намекнули люди, которые занимали определенные должности. Дело в том, что до всей этой истории я как-то обращался за помощью к психотерапевту в госклинику – у меня была бессонница на почве нервного срыва. Такие обращения всегда фиксируются и потом могут использоваться против тебя. Конечно, я испугался, что меня положат на принудительное лечение и сделают инвалидом, чтобы изолировать. Поэтому в 2008 году я принял решение уехать в Украину. 

KYKY: Это было в 2008 году, а в 2015-м ты запрашиваешь в Украине политическое убежище. Во-первых, почему политическое убежище, если ты бежал от преследования по экономической статье? Во-вторых, почему ты ждал так долго, чтобы податься на защиту?

Э.Т.: Ну, слушай, в Беларуси до сих пор нет политической статьи – всех судят по статьям, в которых не говорится о политике. А с 1996 по 2008 год я даже не знаю, какие дела можно было называть не политическими – границы были стерты. К тому же я все искренне рассказал, что я – первый открытый гей в Беларуси, который создал организацию по защите прав меньшинств.

Почему так долго ждал? Потому что тогда у власти был Янукович – тоже банда, которая сотрудничала с правоохранительными структурами в Беларуси. В Украину даже приезжали делегации из РБ в составе представителей милиции, контрразведки и КГБ, которые хватали людей, спрятавшихся в Украине – не без помощи местных спецслужб и милиции, конечно. Происходило все так: человек приходил в миграционную службу, чтобы сделать ВНЖ или податься на беженство, а когда через три месяца нужно было продлить справку о подаче документов, там его уже поджидали беларуские товарищи. Я знаю случаи, когда людей таким образом переправляли в Беларусь, поэтому долгое время не решался подаваться на беженство. Потом Янукович бежал, президентом стал Порошенко, и я запросил убежище.

KYKY: Но тебе отказали. Почему?

Э.Т.: Во-первых, посчитали, что в Беларуси ничего не угрожало моей жизни и здоровью, а беларуский суд – самый справедливый суд в мире. Во-вторых, в отказе было написано, будто я приехал в Украину, чтобы «заработать деньги в качестве травести-дивы». Ну, а еще – будто я являюсь агентом беларуского КГБ. Позже я подавал апелляции, но не добился положительного решения.

KYKY: Ты не боялся, что тебя могут депортировать в Беларусь?

Э.Т.: В то время произошло несколько крупных скандалов на уровне ООН с миграционной службой Украины, которая хотела депортировать российских активистов, которые боролись с путинским режимом. Был огромный скандал, после которого заменили почти всех чиновников в «миграционке». Поэтому речи о депортации не шло – тогда они еще боялись даже об этом заикаться.

Миллионы алчных лукашенок

KYKY: Как ты оказался в Швеции?

Э.Т.: Когда в Украине мне отказали в убежище, я был в растерянности, потому что за эти годы я уже социализировался, у меня появились друзья. Но нужно было куда-то уезжать – я больше не мог находиться в этой стране. И мне подсказали обратиться в Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев. Там рассмотрели мое дело и приняли положительное решение, предложив переехать в Швецию. Я не выбирал страну – так получилось. Тому поспособствовала еще одна международная организация по миграции в рамках программы переселения. Когда Комитет по делам беженцев ООН признает человека беженцем, то международная организация по миграции помогает уже переехать в другую страну. Швеция согласилась мне выдать вид на жительство, и так в 2018 году я оказался в Стокгольме.

KYKY: Чем ты сейчас занимаешься в Швеции?

Э.Т.: Экспериментирую с текстилем и хочу развиваться в этом направлении как дизайнер. Еще состою в Союзе художников Швеции и по-прежнему продолжаю заниматься защитой прав меньшинств в рамках одной из общественных инициатив. И еще я работаю медбратом в доме для людей с деменцией.

KYKY: Как в этой стране обстоят дела с правами ЛГБТ?

Э.Т.: В Швеции другая ментальность – здесь уважают право собственности, право на личную жизнь – никто не осуждает тебя. Это такой принцип жизни, к которому они тоже пришли не сразу. До 1944 года сексуальные отношения между людьми одного пола считали преступлением, а гомосексуальность вплоть до 1979 года считалась психическим расстройством. В Беларуси же уголовную статью за мужеложество отменили лишь в 1993 году – на 50 лет позже, чем в Швеции. Возможно, еще через 50 лет и в Беларуси что-то изменится и с правами меньшинств, а может и раньше, ведь сейчас информация распространяется иначе. В Беларуси вообще непочатый край того, что нужно еще сделать.

У нас же до сих пор не приняли закон о противодействии домашнему насилию, а в Швеции соответствующий закон приняли еще в 1967 году. Посчитай, сколько в Швеции уже выросло поколений небитых!

Должно вырасти поколение людей, которых физически не наказывали в детстве. Они будут иначе смотреть на мир, они ничего не будут бояться, и тогда всё изменится.

KYKY: Чтобы переломить отношение беларуского общества к ЛГБТ, что должно измениться? Это законодательные инициативы или все же просвещение, начиная со школы?

Э.Т.: Во-первых, нужно свергнуть банду, которая захватила власть в Беларуси. Люди должны захотеть принимать участие в управлении страной, не бояться выражать собственное мнение. И только в этом случае есть шанс на перемены, в том числе ментальные. И в продолжение этого в обществе естественным образом перестанут чмырить за вероисповедание, политическую позицию и сексуальную ориентацию.

KYKY: Но ничего из ниоткуда не берется. В любом случае, должно быть влияние на умы, чтобы переломить отношение.

Э.Т.: Сейчас век технологий – любую информацию можно найти в свободном доступе. Это во времена моей юности все было иначе. В 1996 году я сделал камин-аут перед мамой, и она сильно расстроилась. Нужно было найти информацию, чтобы дать ей почитать, но это было сложно сделать. Сегодня же, если родители сталкиваются с такой ситуацией, они всё могут найти в интернете, чтобы понять: с их ребенком всё нормально.

KYKY: Твоя мама приняла твою сексуальность?

Э.Т.: Она сильно переживала, особенно когда меня стали гнобить со всех сторон. К сожалению, ее сердце не выдержало, и она умерла. Мама меня очень любила, принимала, но сильно переживала за то, что говорят другие люди: родственники, соседи – ей это было важно. И ее это сильно подкосило, но она меня никогда не осуждала.

KYKY: Если Лукашенко уйдет, ты вернешься в Беларусь?

Э.Т.: У меня нет точного ответа на этот вопрос. Мою жизнь превращал в ад не персонально Лукашенко, а конкретные люди, которые из-за своей алчности и ненависти делали все то, что делали.

KYKY: И последний вопрос: веришь ли ты в победу революции и демократии, либо Беларусь останется тоталитарной православной российской колонией, созданной по лекалам КНДР?

Э.Т.: Кто знает, что будет после нашей смерти? Реализация всех светлых идей и желаний усложняется тем, что существует Россия, где бьют фонтаны из нефти. Этих денег хватит надолго, в том числе, чтобы содержать Беларусь. Но позитив я вижу в том, что огромное количество талантливых беларусов выехали из страны. Эти люди могут помочь нашей родине стать свободной. Конечно, этого может и не произойти при нашей жизни, а может и произойти – никто ведь точно не знает. Но во всем в жизни нужно уметь находить позитив, уметь радоваться и жить дальше, делая то, что нравится.