Как мы будем отдавать все свои долги

KYKY: В конце 2017-го мы писали: «Начался небольшой экономический рост и восстановление: экономика страны за девять месяцев выросла на 1,7%». Что произошло с экономикой Беларуси за 2018 год – она продолжила расти или упала?

Катерина Борнукова: Экономика продолжила расти еще более бодрыми темпами: в первой половине 2018-го года (с января по октябрь) ВВП Беларуси увеличился на 3,5 процентов. Сейчас рост замедлился, но он все еще продолжается. И это, наконец-то, начало отражаться на доходах населения, которые тоже довольно быстро увеличиваются. В январе-сентябре реальный заработок беларусов вырос на 7,8 процентов. Растут и объёмы социальных отчислений государства, пособии, пенсии и так далее. Благодаря всему этому уровень бедности в стране начал падать, хотя еще в прошлом году он был довольно высоким.

Рост беларуской экономики – явление объяснимое. В 2015-2016 годах в стране был кризис, который продолжался вплоть до начала 2017 года. В 2018 году мы начали из него выходить: не секрет, что после выхода из кризиса экономика любой страны растет достаточно быстро. Но этот факт нельзя воспринимать как показатель долгосрочного «здоровья» нашей экономики. Есть и еще момент: российская экономика также начала восстанавливаться, что тоже оказало стимулирующее воздействие на экономику Беларуси.

KYKY: Исследователи Beroc считают, что долгов много: это и госдолг, и долги местных органов власти, и долги бесплодных госпердприятий, и даже долги банков. Так экономика растет или мы, простите, в заднице?

К.Б.: Верно, во время кризиса мы увеличили государственный долг и накопили долги на госпредприятиях. Действительно есть риск, что накопленные задолженности могут привести нас к финансовому кризису. Но это не означает, что мы в заднице. Скорее, мы просто сидим на пороховой бочке, которая либо рванет, либо нет – и тогда мы просто слезем с нее и спокойно пойдем дальше. Видно, что наша власть, глядя на хороший экономический рост, слегка расслабилась. Кажется, что проблему с долгами никто решать не хочет в надежде на то, что со временем она сама собой рассосется. Но если Беларуси все и сразу предъявят претензии о выплатах, она не сможет разом раздать долги. Практически все задолженности у нас в валюте, а золотовалютных резервов в стране не так много. Но опять же: если не случится грандиозного кризиса, кредиторы не потребуют от нас денег.

Нужно сказать и о проблеме убыточности госпредприятий. Долгое время в Беларуси действовала модель, в которой государство поддерживало госпредприятия, а они поддерживали избыточную занятость. Классическая форма социальной поддержки населения: не хочешь идти в ВУЗ – иди работай на завод, который даст тебе небольшую, но стабильную зарплату. Сегодня эта модель не работает, мы ярко видим это на неудавшихся попытках директивно поднять зарплаты. В стране достаточно гибкий рынок труда, большой частный сектор, поэтому если в Минске и в любом другом большом городе государство перестанет поддерживать госпредприятия, их сотрудники с легкостью найдут другую работу (в малых городах ситуация обратная).

Но власти продолжают оберегать избыточную занятость, хоть долги многих госпредприятий измеряются уже сотнями миллионов. Например, светлогорский целлюлозно-картонный комбинат задолжал более ста миллионов долларов.

Плохое финансовое состояние госпредприятий может привести к цепочке неплатежей – когда все начнут требовать друг у друга выплат, а денег банально ни у кого не будет. Если подобное произойдет, придется объявить дефолт.

Почему началась либерализация бизнеса

KYKY: Вы сказали, что реальная зарплата беларусов выросла. При этом мы знаем, что власти отказались от идеи «попиццот».

К.Б.: Когда власть попыталась достичь зарплаты в тысячу рублей, оказалось, что наша экономика уже не столь контролируема, как это было раньше. Мол, потребовали поднять зарплаты –  все выполнили задачу, и пофиг на кризис, как это было в 2010 году. Сейчас возможности нажать на одну кнопку нет, это произошло из-за роста частного сектора. По нашим оценкам, совсем скоро занятость в частном секторе дойдет до 50 процентов всей занятости экономики страны. Так что теперь, когда президент говорит, что нужно повысить зарплату, госсектор, конечно, реагирует, но условный «Евроопт» – вряд ли. К тому же хоть госсектор и пытается выполнить это условие, финансово они так или иначе не способны обеспечить рост зарплат. В прошлом декабре госпредприятия поднатужились и навыписывали премий, но тут же произошел откат к старым зарплатам. К тысяче рублей мы вернулись только в октябре 2018 года, но рост зарплат произошел не искусственно, а естественно. Административное давление на госсектор снизилось – видимо, к властям, наконец, пришло понимание, что плодов оно не приносит.

KYKY: Идея не сажать бизнес связана с ростом частного сектора? Чего вообще нам ждать в этой сфере: потеплений или, наоборот, зарегулирований?

К.Б.: Я думаю, либерализация условий для бизнеса продолжится.

Представьте, что вы министр экономики Беларуси. С одной стороны, у вас есть госпредприятия с огромными долгами, которые надо обслуживать, закрывать. Но вы понимаете, что они гарантируют занятость в малых городах.

С другой – частный сектор, который самостоятельно сформировался в довольно тяжелых, даже боевых бизнес-условиях страны. И продолжает быстро и эффективно расти. И вы думаете, что делать: реформировать госсектор, который может спровоцировать дефолт из-за цепочки невыплат по задолженностям или поддержать частников? Естественно, любой человек в такой ситуации выберет дальнейшую либерализацию бизнеса, насколько это политически возможно. Но тут возникает вопрос: как долго наш бизнес сможет расти, не пересекаясь с госсектором? Ведь наступит момент, когда частный сектор поймет, что госсектор оттягивает на себя часть финансовых и трудовых ресурсов, чем замедляет рост их бизнеса. Пока что противостояния нет, но мы критически к нему приближаемся.

Чего нам будет стоить российский налоговый маневр

KYKY: Беларусь на протяжении 2018 года активно «играла» с Россией, это отразилось на экономике? К чему вообще может привести российский «налоговый маневр» (По плану России, в 2019−2024 годах вывозная пошлина на нефть, которую не уплачивает Беларусь при импорте, снизится с 30 до 0%)?

К.Б.: В наших «теплых» отношениях с Россией всегда присутствовали перепалки вроде нефтяных и газовых споров. Но факт, что у нас есть структурная, многосторонняя зависимость от России, остается фактом. Во-первых, это низкие цены на нефть и газ, во-вторых, это главный рынок для нашего экспорта, если мы не говорим про нефтепродукты и калийные удобрения. Хотя тут тоже стоит уточнить, что все нефтепродукты Беларусь производит из российской нефти. Ну и в третьих, финансирование: Россия – наш основной кредитор. Взять и в одночасье сказать: «Ой, а вы знаете, мы больше не хотим зависеть от России», – невозможно. Но российский «налоговый маневр» действительно ставит под угрозу экономический рост Беларуси в 2019 году.

Поясню: так как мы находимся в рамках Таможенного и Евразийского союза, покупаем у России нефть без нефтяных пошлин. И при экспорте нефтепродуктов оставляем себе пошлины. Более того, часть российской нефти нам можно продавать, и тоже оставлять себе пошлину с ее продажи. «Налоговый маневр» России заключается в снижении экспортной пошлины за нефть и повышении налога на добычу нефти. То есть налог на нефть будет платиться не в момент ее вывоза за границу, а уже на этапе добычи из недр. Соответственно, мы начнем платить дороже за саму нефть, из-за чего цена на бензин в Беларуси снова увеличится. И будем получать меньше денег от пошлин за экспорт нефтепродуктов, из-за чего наш бюджет недополучит достаточно крупные суммы денег – чуть ли не десятки миллиардов долларов. Конечно, наши власти пытаются потребовать компенсацию за этот маневр, но Россия находится в такой же непростой ситуации. Мы видим, что в этой стране вынужденно пошли на непопулярные шаги по повышению пенсионного возраста, налогов и так далее. Думаю, даже сам разговор с российской стороны о том, что «мы каждый год будем давать Беларуси субсидию в размере нескольких миллиардов» выглядит неприемлемо.

В этой ситуации нам надо как-то диверсифицироваться, и мы уже это делаем. Во-первых, нашли альтернативу внешнему финансированию и вышли на рынок евробондов. Во-вторых, пытаемся развивать новые экспортные рынки. Но опять же: за евробонды нужно платить больше, чем за российские кредиты, а в поиске страны для экспорта фееричных успехов нет. Разве что 1 процент роста экспорта в Китай. Никто на данном этапе не заменит Беларуси Россию.

KYKY: Когда в прошлом году мы обсуждали движение от России к МВФ и пришли к выводу, что проблема в краткосрочности стратегии беларуских властей. За год она не научилась мыслить на долгосрочные перспективы?

К.Б.: Пока не видно решений, направленных на долгосрочную перспективу. И это, в первую очередь, касается того, чего от нас хочет МВФ – реформы госсектора. При этом нельзя сказать, что беларуская власть совсем не думает наперед, ведь идут разговоры о либерализации частного сектора. А это и есть долгосрочное стратегические решение, от которого мы не увидим отдачи уже «сегодня». При этом реформы в государственном секторе по-прежнему откладываются, страна к ним банально не готова. Порвать с Россией теоретически хорошо, но на практике это означает, что мы должны быть конкурентоспособны, например, иметь возможность продавать свои товары на рынке Евросоюза.

KYKY: Китай, например, не требует от нас глобальных реформ. Почему он не может стать нашим новым «другом»?

К.Б.: Развитие продуктивных отношений с Китаем – скорее мечта, чем реальность. Хотя движение в эту сторону есть, но они из серии «дружить надо со всеми». В плане торговли Китай уже сегодня не слишком значим для нас, да и вряд ли когда-то станет большим экспортным рынком, как Россия. То же самое с кредитованием: Китай согласен предоставлять нам финансирование, но только связанное. То есть давать субсидии на проекты, для реализации которых будет закупаться китайское оборудование. Занять роль кредитора «последнего шанса» Китай, как Россия, не готов.

Сейчас Беларусь реализовывает большой проект «Великий камень». Думаю, это попытка повторить успех в развитии IT-сектора: наобум создали ПВТ, и оказалось, что это была очень успешная идея. Проблема лишь в том, что не все беларусы могут быть программистами. Тем не менее, власть решила так же наобум поставить ставку на индустриальное развитие: взрастить из ничего отрасль высокотехнологичной промышленности, в которой, в теории, можно занять большое количество людей. Но в отличие от IT, чтобы зарабатывать на промышленности, сначала в нее нужно вложить огромный капитал. Здесь мы как раз и рассчитываем на Китай. В общем, идея интересная – посмотрим, как она будет реализовываться. Хочу подвести итог: несмотря на работу в развитии отношений, надеяться на то, что Китай когда-нибудь заменит нам Россию, не приходится.

Кто хорошо поработал в 2018-м

KYKY: В прошлом году мы писали, что в список экономических успехов беларусов входит жесткая денежно-кредитная политика, которую проводил Нацбанк, и массовые увольнения в госапаратах. Что можно выделить в этом году?

К.Б.: Реформы, направленные на достижение макроэкономической стабильности. В будущем они помогут нам мягко пережить внешние потрясения, которые устроит Россия. Это и реформы по снижению инфляции, и по достижению гибкости валютного курса. Обратите внимание, беларуский рубль в этом году обесценился примерно на 10 процентов, но при этом не было скачков цен, которые раньше сопровождали нас с обесцениванием рубля.

Экономика спокойно реагирует на курс – это очень больше достижение Нацбанка. Он смог добиться снижения ожидания у людей инфляции и девальвации, благодаря чему сейчас все шоки проходят легче.

Я думаю, что, конечно, Нацбанк в течение года испытывал определенное давление, но при этом продолжал гнуть свою линию по стабилизации цен. Пожалуй, это один из самых компетентных госорганов Беларуси (хотя Нацбанк не госорган, но давайте назовем его так). Он смог провести достаточно непопулярную реформу и удержать ее достижения, а не откатиться назад. Наши экономические власти – что Нацбанк, что Минэкономики и Минфин – очень передовые. Но надо понимать, что все они работают в условиях определенных политических ограничений и не могут делать всё, что им хочется. Поэтому пытаются по максимуму делать то, что могут. Мне кажется, направление у них правильное.

KYKY: По сравнению с 2017-м мы хорошо прожили этот год?

К.Б.: Да, хорошо. Самое главное – уровень жизни людей, и он в этом году увеличился, что сложно назвать плохим явлением. Самое радостное, что рост был естественным, а не простимулированным административными мерами. На мой взгляд, власти могли бы активнее проводить реформы.

Действительно, расслабленность чиновников на протяжении 2018 года может привести к тому, что в 2019 году экономика нас «накажет».  

KYKY: Так каким будет экономический прогноз на 2019-й год: утешительным или как обычно?

К.Б.: Во-первых, над нами нависает очередной конфликт с Россией: мы входим в Новый год без компенсации за ее «налоговый маневр». Во-вторых, в 2019 году в Беларуси не будет преимущества циклического роста экономики за счет того, что она выходит из кризиса. Поэтому темпы роста экономики, скорее всего, снизятся. Если все будет хорошо, она увеличится на 1,5-2 процента, если не очень – на 1 или даже 0 процентов. Думаю, в стране не произойдет масштабных трагедий типа финансового кризиса. Но не нужно забывать о том, что мы сидим на пороховой бочке с долгами, в том числе, долгами госпредприятий. Но нам ничего не остается, кроме как надеяться, что она не рванет. Выражаясь простым языком, в 2019 году у нашей экономики всё будет хорошо, но это не точно.