С 2017-го по первое полугодие 2019-го в стране все же начался экономический рост, но только потому, что до этого страна пережила кризис. А по законам экономистов после черной полосы всегда идет белая. Но праздник закончился: во втором полугодии 2019-го эксперты прогнозируют слабый рост экономики – около 2,5% в год. Если, конечно, беларуские экономисты не найдут эликсир, который его ускорит.

Бизнес станет драйвером национальной экономики. Как власть признала частников

Власти признали концепцию «двух экономик» – это когда негласно национальная экономика страны делится на традиционную (где доминирует госсектор) и новую (где доминируют частники). Так что бизнес все же будет новым драйвером роста экономики. А заводы и другие госпредприятия возьмут на себя обязанность обеспечивать рабочие места, бюджетные и внешнеторговые потоки.

Что касается «новой экономики», власти решили облегчить ее существование. Чтобы бизнесу легче дышалось, декриминализировали экономические риски, создали электронные реестр административных процедур и расширили доступ частных предпринимателей к госзакупкам. Власть даже дала добро на создание новых кластеров с особыми, даже уникальными для нашей страны условиями существования. Правда, речь пока только про «Великий камень» и ПВТ. Итог: в 2018 году компании Парка увеличили экспортную выручку на 38%. В целом по стране экспорт IT-услуг вырос на 27.2% – ПВТ заработал 1,9 миллиарда долларов. «Великий камень» пока так сильно не радует, поэтому власти придумали сделать его более привлекательным для европейских и беларуских фирм. Как? В 2019 году было подписано трехстороннее соглашение о сотрудничестве между Парком, его управляющей компанией и ЕБРР. Возможно, это поможет, но это не точно.

Итог: бизнес начинает переставать чувствовать себя ребенком подземелья. Более того, ему даже отвели роль нового драйвера на ближайшее время.

Бюджетники должны тратить меньше. Как урезали финансовый аппетит госсектора

Государство решительно поддерживает «мягкое ужесточение» дотаций госпредприятий. То есть бюджетникам постепенно дают все меньше кредитов – 3 миллиарда рублей в 2015-2016 годах, 1,9 миллиарда рублей в 2017 году и 1,2 миллиарда рублей в 2018 году. Огорчает лишь то, что, несмотря на урезание дотаций, долгов перед банками у госпредприятий все еще очень много – и еще пару лет меньше их не станет. В это может быть сложно поверить, но из общего бюджета страны госпредприятия тоже стали получать меньше. Если в 2015-2016 годах на заводы и другое выделили 4,6 и 3,6 миллиарда рублей, то в 2018 – «всего» 2 миллиарда. А на том же МАЗе премию в 2019-м выдали колбасой.

С другой стороны, когда власти почувствовали экономический рост, сильно расслабились. Еще до этого, в 2016 году, государство сделало робкий шаг к твердой позиции насчет «плохих долгов» – это когда в стране у предприятий реального сектора (читайте – промышленных) слабое финансовое положение. Они берут новые долги, чтобы выплачивать старые, и получается замкнутый круг. Впрочем, вся страна живет по этому же принципу.

Было оговорено, что на заемщиков банков (в том числе госпредприятия, главным образом, сельскохозяйственные), которые не могут выйти на самоокупаемость и заработать себе денег, будут наложены санкции или их признают банкротами.

В 2018-м риторика полностью изменилась: указом №200 банки поставили в позицию, в которой они ничего не могут сделать с убыточными заемщиками.

Указом решили, что долги этих заемщиков будут передавать в руки кредиторов, которые автоматически берут на себя ответственность за платежеспособность этих заемщиков, входят в их капитал. А потом вышел Указ №399, по которому подобный подход распространился и на проблемные предприятия в сельском хозяйстве.

Итог: на заводах и в целом у бюджетников всё сложно. Денег на них стали тратить меньше, но долгов они накопили так много, будто деньги на дереве растут. И банкротить их никто не хочет – государство решило требовать деньги с кредиторов.

Заемщики могут убить банки. Как государство не решило проблему финансовой угрозы

При этом «плохие» долги нефинансовых (промышленных) предприятий угрожают нашей финансовой стабильности. Их кредитором выступает государство – эта схема выглядит очень сомнительно. Особенно сейчас и в нашей стране: долги по их кредитам и займам – около 30 миллиардов рублей. Сложность в том, что никто не может понять, хорошо или плохо эти предприятия выплачивают долги. Потому что их кредитует не банк, у которого есть четкий регламент, а государство. И оптимизма по этому поводу у экспертов нет – в 2015-2016 годах правительство давало деньги проблемным либо потенциально проблемным предприятиям. Ждать, что они будут исправно выплачивать деньги, не приходится. При этом проблема с «плохими» долгами теперь есть и у банков. Когда экономический рост закончился, необслуживаемые банковские активы (которые просрочили выплаты больше, чем на 90 дней) начали расти. Это плохо, потому что большинство наших банков просто не смогут потянуть убытки, которые «подарят» им эти активы.

Почти три года вопрос с нормальной работой рынка плохих долгов оставался в подвешенном состоянии. В 2018 году его вроде как решили – эксперты говорят, что «принятые решения можно интерпретировать как дрейф властей к «мягкому» сценарию решения проблемы». Мол, государство считает, что благодаря новым указам (предыдущий пункт) на экономику страны будут меньше негативно влиять должники.

 

В целом с 2015 по 2019 года власти «подвесили» решения по многим важным вопросам. Например, затормозили сделку по вхождению ЕБРР в состав акционеров «Белинвестбанка» и продажу стратегическому инвестору банка «Москва-Минск».

Итог: банкам живется непросто. С такими огромными должниками и указами, обязующими кредитора расхлебывать долги, им будет очень сложно вытянуть убытки.

У Беларуси появилась подушка безопасности. Почему это не облегчает долги

В стране укрепилась макроэкономическая стабильность. Мы отказались от искусственного стимулирования роста ВВП – теперь все по-настоящему! Наша фискальная политика стала качественнее, поэтому в стране пару лет была относительно стабильная и низкая инфляция. За последнее время неплохо выросли доходы от внешнеэкономической деятельности, как и поступления в бюджет от налогов.

Страна реально зарабатывала деньги, но тратила мало, потому что привыкла жить в состоянии большого госдолга, который нужно отдавать. В итоге за время экономического роста на депозитах правительства начал не только появляться, но и увеличиваться остаток – стало больше примерно на 3,8 миллиарда рублей и 2,1 миллиарда долларов. У Беларуси появилась финансовая подушка безопасности. Но пока мы все еще ходим по тонкому канату, и если на нас обрушится шквалистый ветер в виде очередного кризиса, эта стабильная ситуация полетит в пропасть.

Беларусь смогла уменьшить госдолг, в том числе из-за роста ВВП – по мировым меркам мы очень скромные должники. И едва ли должны бояться, что долги нас обанкротят. Но проблема, конечно, есть – 95% нашего госдолга в долларах.

Отсюда страх за нестабильность валютных рынков. К тому же в наш бюджет приходит не так много долларов для обслуживания и погашения этих долгов. Поэтому сейчас власти так рьяно пытаются рефинансировать часть госдолга. Традиционно наша власть брала новый «политический» долг, чтобы отдать старый, но это схема дала сбой (читайте – «мы немного испортили отношения с Россией»). Поэтому она стала повышать долю заимствований на рыночных условиях. Из-за этого стоимость обслуживания госдолга выросла: с 4% до 5% годовых. Но этот вариант нашу власть пока устраивает.

Итог: за время передышки после кризиса у государства появилось больше «сбережений», но госдолг мы пока выплачивать не бежим. Плохо то, что он почти весь в долларах, а зарабатываем-то мы в рублях.

Беларусы стали тратить меньше, чем вкладывать. Почему экономика стоит на месте

Власть тратит ВВП, в том числе, и на инвестиции. По мировым меркам у нас неплохой инвестиционный показатель – 25-27%, и он сформировался как раз во время экономического роста. Но на деле инвестируем мы мало, эти цифры появляются за счет крупных госпроектов типа АЭС, в которые вкладывается ну очень много денег. Еще одна проблема в том, что часто на такие крупные проекты выделяются большие кредиты, но по итогу они часто проваливаются – становятся нерентабельными и не имеют возможности выплачивать кредит. В итоге долг ложится на государство.

Еще одна статья расходов ВВП – внутренний и внешний спрос, то есть экспорт и импорт. В идеальном мире оба на оба показателя должно тратиться примерно одинаковое количество денег. Но в Беларуси долго рос внутренний спрос, из-за чего снизился уровень чистого экспорта. Это плохо, потому что страна начала тратить больше валюты, и мы утратили валютный баланс.

 

В нашей стране долгое время инвестировали денег больше, чем было. Из-за этого (в том числе) у страны накопился большой внешний долг. Мы пытались его погасить, взяв деньги у других стран. Сейчас ситуация выровнялась: беларусы тратят меньше, чем лежит у них под подушкой. С одной стороны, это неплохо, потому что есть, с чего выплачивать внешний долг. С другой... А откуда в таких условиях возьмется экономический рост, если у банков никто не берет кредиты на крутые инвестиционные проекты?

Итог: Во-первых, Беларусь в основном инвестирует в тяжелые проекты типа АЭС, которые не факт, что потом смогут погасить свои кредиты. А во-вторых, из-за всеобщей бережливости у всех появились какие-то доллары под подушкой. Но экономике от этого намного легче не стало.

Зарплаты выросли, безработица ушла, но появились трудовые мигранты. Что происходит на рынке труда

Увы, экономический рост не приблизил уровень жизни беларусов к показателям стран Центральной и Восточной Европы. Беларусы по-прежнему зарабатывают меньше. Хотя это смотря с чем сравнивать! Вообще-то зарплаты в стране достигли исторического максимума. Но тут же стоит сказать, что к повышению зарплат приложили руку и власти – примерно с 2018 года доход населения искусственно стимулировали. Если грубо, некоторым предприятиям говорили платить «попиццот», но не уточняли, где брать эти деньги. Из-за этого другие фирмы де-факто были ограничены в конкурентоспособности.

Эксперты говорят, что поддерживать рост зарплат в 2019 году проблематично. Есть версия, что мы оказались в ситуации, которая произошла в 2013 году: когда зарплаты резко выросли и не менялись на протяжении нескольких лет.

Еще одно неприятное замечание – разбежка в уровне зарплат беларусов. В 2015 году значение отношения медианной зарплаты к средней составляло около 80-83%. Это значит, что на заводе получали не сильно меньше, чем в бизнес-центре. Потом стало хуже, процент упал до 76. Казалось, что ситуация выровняется, но увы: в период восстановления зазор в зарплатах беларусов сильно не уменьшился (74,9%).

Эксперты полагают, что неравенство доходов нельзя назвать побочкой периода рецессии, скорее «структурной трансформацией». В общем, зарплаты айтишников педагогам и врачам могут только сниться.

С пенсиями ситуация иная – они тоже стали меньше, но в 2018-м власти попытались их поднять. Немного получилось, но реальные пенсии в 2019 году ниже, реальных пенсий в 2015 году.

 

В целом эксперты утверждают, что уровень бедности в стране снизился: в 2016-2017 годах он составлял 6%, а к середине 2019-го – 5,3%.

Есть и хорошие новости: в Беларуси оживился рынок труда. Активность началась во второй половине 2017-го – после четырехлетнего перерыва фирмы впервые стали наращивать рабочие места. В стране появились вакансии! Вместе с этим снизился уровень безработицы: с 6% до 4,4%.

Но, несмотря на сдвиги на рынке труда, в стране начался бурный рост трудовой эмиграции – беларусы массово уезжали трудоустраиваться за границу. В 2018 году, например, трудовых эмигрантов было больше 15 тысяч человек. Для сравнения: ежегодно с 2006 по 2015 год их было не больше 10 тысяч. Эксперты приметили, что беларусы начали уезжать не в СНГ или Россию, многие поехали за лучшей жизнью в «западном направлении». Что не удивительно, ведь  в Восточной и Центральной Европе уровень жизни выше, чем в Беларуси.

Итог: зарплаты у беларусов подросли, но сравнивать себя с другими странами не стоит (расстроитесь). Разница в зарплатах айтишников и учителей стала еще больше, а пенсия немного приподнялась, но и с колен не встала. Из хорошего – в стране появилось больше вакансий, но одновременно с этим стало больше эмигрантов, которые уезжают за работой на Запад.

Вместо вывода

После кризиса в стране закономерно начались «хлебные» годы – у беларусов появилась уверенность в завтрашнем дне. Зарплаты подтянулись, рубль стал увереннее, рост выпуска оказался максимальным за 8 лет, появились какие-то сбережения. Есть несколько «но»: рост экономики не сделал Беларусь страной для жизни, не дотянул её до уровня благосостояния стран Европы. Да и, если честно, ВВП активно рос только в качестве компенсации за предыдущие кризисные годы. К тому же он уже стал опять замедляться.

Из-за курса на макростабильность появился бурный поток трудовых мигрантов и сильный разрыв в зарплатах беларусов. Ирония в том, что эти факты становятся новыми барьерами на пути к новому долгосрочному росту национальной экономики. Власти об этой проблеме знали, думали, что с ней делать, – и решили сосредоточиться на продвижении идеи «новой экономики». Но идея, честно говоря, не революционная – она существует уже несколько лет, да и результаты ее нельзя назвать утешительными. В общем, эксперты говорят, что в такой ситуации у страны скромные перспективы для кратко- и среднесрочного экономического развития. Чуда ждать не стоит.