Мы стоим под палящим солнцем в богом забытой пустыне и думаем, что мы здесь вообще делаем? Кому нужны такие подвиги и победы, когда настоящего боя нет? Победить вымышленного врага, чтобы показать с голубого экрана самому себе, насколько мы сильны?
Про жажду больше не думаешь – организм понял всю глубину трагедии и смирился с тем, что воды до вечера не предвидится. Грубые, мозолистые пальцы сжимают древко лопаты – ее вес уже дня два как не ощущается, инструмент по работе с грунтом стал продолжением рук. Голые грязные плечи гудят от нагрузки, но эта ноющая боль хоть немного отвлекает от ожогов на этих самых плечах.
– Че встали? – голос, как звук хлыста, рассекающего воздух.
Лопата втыкается в серую глину. Кто-то ругается матом. Полдесятого утра. Отличный денек, чтобы поработать.
«Распляжить! Все ясно? Выполнять»
Мы едем на полигон. На тот самый, который потом стал ареной для совместных учений беларуской и российской армий. Никто не сказал нам, чем мы будем там заниматься, хотя рассыпанные на полу грузовика лопаты смотрелись недвусмысленно. Мы едем на МАЗе не по новой асфальтной дороге. Ее только положили. Такая дорога встретит президентов двух стран, когда они приедут смотреть самое дорогое и масштабное представление этого года. Остальным пока ездить по ней нельзя: «Износ, парни. Вы ж с высшим образованием. Должны понимать!» Мы понимали и ехали по колдобинам, проверяя, не отбило ли какой-нибудь орган, когда на очередной кочке ты упал с ящика, на котором сидел.
Вышли. Вокруг высохшая земля, изрезанная следами от гусениц и колес. На горизонте – лес. Какой-то холмик унылого вида с чем-то, похожим на длинную автобусную остановку, сверху. Наша «банда полного стакана», как нас по какой-то необъяснимой причине назвал старшина, стояла с нехитрым инвентарем, не понимая, что надо делать. Распоряжений не поступало. Срочники, резервисты. Сержанты, ефрейторы и рядовые.
Простой в армии в порядке вещей. Как и выполнение задач, абсолютно лишенных смысла, в ожидании настоящей. «Мне не надо, чтобы был смысл. Мне надо, чтобы ты зае***ся!».
Курим. Солдаты срочной службы курят мрачно и почти в тишине. Они здесь не в первый раз. Резерв курит с задором и шутками. Поездка в кузове МАЗа раскачала сонные после раннего подъема тела. Резерв здесь впервые, потому и веселятся.
На дороге появилась фигура. Походка тираннозавра, сжатые кулаки, машущие по сторонам от приземистого тела. Сомнений нет – минимум подполковник.
– Видите землю за мной?
За ним располагался изумительный ландшафт, идеально подходящий для декорации к какому-нибудь научно-фантастическому фильму про колонизацию Марса. Высохшая и твердая грязь, насыпи, непонятный мусор, схоластического вида.
– Это все надо... – подполковник замялся, подбирая слово. – Распляжить! Все ясно? Выполнять.
– Что значит «распляжить»?
– Сделать плоским! И вообще, сделайте склон. У вас два часа!
Подполковник ушел за холм. Мы остались «пляжить». Ровнять землю оказалось делом не очень сложным: разбиваешь граблями окаменевшую грязь, равномерно разбрасываешь осколки по площади, идешь дальше. Только границы, где надо «пляжить», оговорены не были, а зная армейскую логику, подразумевается работа не в системе длин и расстояний, а в системе времени.
Через два часа нас также «перевели» к холму. Задача «на холме» прозаичнее – холм нужно было нарастить, образовать вокруг того, что я назвал «остановкой», ровную площадку. Оказалось, это будет стратегически важный объект – Блиндажная 2. «Остановка» будет переоборудована в нечто похожее на комнату с большими окнами и кондиционерами. А внутри во время учений будет сидеть вся верхушка, включая двух президентов. Осознание того, насколько важные персоны будут тут наблюдать российско-беларуские игры, по мнению офицеров, должно было нас очень мотивировать.
Мы работали по весьма современной технологии: таскали в гору песок и ровняли его бревном. Но по задумке местных ландшафтных дизайнеров скат горки должен был получиться крутым. Парный бег по почти отвесной стене с носилками глины – лучшее упражнение для развития мышц ног, известное на данный момент человечеству.
На блиндажную ушло три дня. Мы бы справились быстрее, но руководствуясь приобретенной армейской мудростью – не спешили с выполнением приказа: его могут и отменить, когда работа будет почти закончена, а когда выполнишь, никто не скажет тебе: «Молодец, иди, отдыхай». Появится новое задание, и далеко не факт, что бег в гору – самое неприятное, что здесь может приключиться.
Три дня прошли. Работа была сделана. Мы хорошо прокачали мышцы ног, рук и спины, а командиры получили идеальный ландшафтный элемент. «Люди с высшим образованием строили», как любили повторять офицеры. Кстати, в армии высшее образование за плечами носит скорее отрицательную характеристику. Даже не спрашивайте, почему.
Когда нашу работу принимали, руководство осенило, что горка должна быть покрыта молодой зеленой травкой, чтобы делегации наверху было приятно смотреть под ноги. Но горка состояла из глины, а в глине трава не растет. Решение оказалось простым и логичным: еще день бега с носилками, на этот раз с землей. В образовавшийся слой земли мы высаживали семена. Оставалось только уповать на то, что этот мизер почвы окажется невероятно плодородным, и на то, что начальство не передумаем и не захочет вместо травы под ногами видеть керамическую плитку.
«Гвардия непобедима!»
Следующие дни показали, что человек достаточно быстро привыкает к отсутствию воды, палящему солнцу и кровавым ожогам. Никому уже даже не становилось плохо. Никто не терял сознания. Немного колотились руки от мышечного напряжения, но это уже мелочи.
Нельзя привыкнуть только к неорганизованности и откровенному попустительству. Воды нет? – Ты давал присягу, обещал безропотно сносить все тяготы и лишения воинской службы. Обед приехал на ужин? Посуды и еды не хватило на половину солдат? – Присяга, парень! Работаешь на полигоне под аккомпанемент стрельбы, хаотичных танков и взрывов?
Наткнулся лопатой на снаряд? – Это учебная, отдай саперам (взрыв в далеке). А, не учебная. Повезло, братан, что сказать.
Мы копали окопы, маскировали укрепления, строили инженерные заграждения и прочие радости военных учений. Мешало лишь то, что каждый проходящий мимо «звездный» товарищ считал своим долгом приказать тебе выполнять работу кардинально иначе, нежели ты делал до этого. Потом приходил тот, кто ставил задачу изначально, приказывал слать всех несогласных с его методикой и переделывать, как было. Почему они не могли послать друг друга, неизвестно. Воспитание, наверное, не позволяет.
Зато оно позволяет поднимать солдат несколько дней подряд в 4:30 утра, гнать на полигон, куда по ошибке привезут завтрак к обеду, а ужин – примерно никогда, заставлять пахать, как коней, и отправлять обратно в часть. Отбой в эти дни был ранний, в восемь-девять вечера – солдаты ведь рано встали. Но, приезжали в казарму мы уже после отбоя: дежурный МАЗа один, а развести надо не только солдат, но и офицеров.
Подготовка к учениям «Запад-2017» – это нечто, равнозначное военному времени. Несогласных с условиями вежливо выслушивали и отправляли на гауптвахту постоять в камере суток десять и подумать над своим поведением. Ни выходных, ни увольнительных. Только долг Родине.
Еще одна часть, которая работала по соседству с нами – гвардейская – выходила на невероятные рекорды. Ошалевшие солдаты и прапорщики работали до глубокой ночи, кажется, вообще не ели и на все вопросы отвечали, что «гвардия непобедима». В мутных глазах читалась только пустота. Гвардейцы были настолько выдрессированы, что непоколебимо исполняли приказы, например, «стоять здесь!» до тех пор, пока его не отменят. Даром, что об этом приказе все давно забыли, отменять его никто не собирался и прапорщик стоит посреди поля под проливным дождем и безропотно смотрит на надвигающиеся танки. Стоял столько, сколько нужно. Даже справил малую нужду, не двигаясь с места и не снимая штанов. «Гвардия непобедима!»
Здесь русский дух
Спустя недели две нашей подготовки полигона появились они – Россия прислала свои военные силы. Эшелоны военной техники нескончаемо прибывали. Да и не просто техники – все новое, серьезное, в чем-то даже шокирующее. В кулуарах окопов высказывались опасения, что Россия может оставить часть этих машин здесь. На деле – тебе этого никто не скажет.
Русские солдаты – почти все контрактники – с первого дня начали работать. Они делали то же, что и мы, но быстрее и качественнее. Еще до начала тренировок стало понятно, что это реально боевая армия – не такая, как в Беларуси, до сих пор сжимающая в руке пожелтевший советский учебник. Быстро, эффективно, как на настоящей войне – вот как можно определить работу российских солдат. Русский сержант на контракте получает зарплату, как наш подполковник, и это видно на практике.
Нам поручили помогать гостям строить укрепления, но те мягко намекнули, что в помощи не нуждаются. Так что несколько дней, которые по драматичному совпадению пришлись на очень холодную и дождливую погоду, мы сидели в лесочке недалеко от русских, грелись у костра и кормили комаров. Ну и делились сигаретами с россиянами – им запретили выходить в город и вообще покидать полигон. Нам рекомендовали с ними без нужды не взаимодействовать.
Но мы взаимодействовали. Например, купили восточным гостям блок сигарет. То ли сыграло врожденное гостеприимство беларусов, то ли просто задолбало, что они все время «стреляют» наш табак.
Помню, когда мы передавали им сигареты, кто-то пошутил: «Главное, чтобы они не подумали, что мы им дань отдаем».
Что еще можно сказать о русских? Когда их танки и пехота тренируются, им абсолютно все равно, есть кто-то в поле перед ними или нет. Русский подход к учениям отличается от нашего тем, что у них существует такое понятие, как «допустимый расход личного состава». Казалось бы, не на войну приехали, но матери реально могут не дождаться сыновей.
Двоих, вроде бы, не дождутся. Еще в первые дни после их приезда появился слух, что два россиянина погибли. Одного завалило техникой при разгрузке, другого убило током от какого-то провода. Мы пытались выяснить это у россиян, но их приехало так много, что они сами не знали наверняка, умер кто-то или нет.
– Ну а что? – рассуждали они. – Погиб. Говорят, током убило. Может и убило, не знаю. Чего он туда полез-то? Может сам дебил и сам виноват, а может, приказали… Да и какая уже разница? Допустимый расход, чтобы понимали, что не в игрушки играем.
Было еще одно показательное событие. Шел я по полигону, нес ящик из пункта А в пункт Б. Вдруг ревущий грузовик, прыгая на ухабах, пролетел мимо меня. Все, что я успел рассмотреть – российский номер и открытый борт кузова. На одном из ухабов кузов подскочил особенно высоко, и из него выпал ящик. Потерю груза водитель проигнорировал. Свистом, жестами, но у меня получилось обратить на себя внимание беспечного ездока. Когда грузовик развернулся и подъехал ко мне, из салона выпрыгнул солдат. Кинув взгляд на выпавшую поклажу, он метнулся в кузов:
– Черт! А второй где?
Загрузив первый, мы поехали искать следующий. Нашли, пусть и с трудом. И все бы ничего, но в ящиках лежали мины. 80 килограмм тротила. По сорок в каждом ящике.
Запах напалма поутру
Последние дни нашей работы аккурат совпали с полноценными тренировками. И русские, и беларусы ездили, стреляли, взрывали, а мы бродили где-то рядом. В перерывах заваливались на какой-нибудь бруствер и смотрели, как российские танкисты получают от командования за то, что налажали на тренировке, хотя смотрелось это, по правде сказать, и круто. Потом смотрели, какая техника у беларусов завелась, а какая – нет.
Снаряды летели в мишени, имитирующие дома, укрепления и вражескую технику. На некоторых мишенях – БМП красовалась написанная баллончиком аббревиатура USA. Кто написал? Неизвестно. Вейшнория, говорите?
А мы работали. Например, валили лес. Делали просеку для эффектного, но абсолютно бесполезного аттракциона, которым беларусы хотели всех удивить, – Огненный вал. Суть в том, что на просеке в лесу выставлялись бочки с напалмом. Все это дело объединялось в цепь, подрывалось и, после того, как напалм грибом возвысится над деревьями, лес сгорает к чертовой бабушке. Лес валили топорами (кому повезло) и лопатами (кому повезло не так сильно). Бензопила жила своей жизнью, доставалась нам редко и чаще всего с убитой цепью.
Да, так получилось, что последние два объекта нашей стройки не несли никакой смысловой нагрузки, кроме зрелищности и понтов. Сперва огненный вал. Затем мост.
Да, пришлось таскать солидного размера бревна на своем горбу из леса на пустырь, шкурить их, выстраивать достаточно травмоопасную для строителя конструкцию, чтобы потом поставить на нее МАЗ (машина была не на ходу) и взорвать. Просто так. Посмотреть, что получится. Надо же как-то удивить делегации, которые будут наблюдать учения. А тут все схвачено: МАЗы летают, лес горит, все танкисты попали по мишеням (спасибо саперам).
Когда дым от горящего леса рассеялся, догорели последние стволы, а на месте недавней опушки зиял черный кратер, все – и солдаты, и офицеры – завороженно смотрели на пепелище. Весь наш труд эффектно сгорел.
– Взрыв удался. Смотрелось хорошо. Теперь нужен новый лес. Или этот реставрировать, – отдает приказ чей-то голос.
Погода успела смениться с лютого зноя на сырость и холод. Стоя под проливным дождем в этом богом забытом болоте, представляешь, как «следующие» люди будут делать из воздуха новый лес. А что ты здесь делаешь? Кому это все надо? И кто победит в этой несуществующей войне?