KYKY: Lurkmore является одним из первых ресурсов, который был пространством полной свободы, разумеется, задолго до мракобесия со свободой слова в России. Следовательно, вы одними из первых попали под удар. Когда вы почувствовали, что свобода в информационном пространстве России сворачивается?

Давид Хомак: Ну, как сказать. Все стало понятно, когда в сентябре 2011 Путин объявил о намерении идти на третий срок. До этого были какие-то иллюзии, что мы, поколение интернета, чего-то в своей судьбе решаем. И да, мы первыми попали под закон о досудебном запрете сайтов, в ноябре 2012 года. Нас первыми заблокировали, был огромный скандал.

KYKY: Но вообще сами блокировки – это фикция, их легко обойти. Скорее это был знак?

Д. Х.: Их не то чтобы легко обойти. Мы-то их обошли за полчаса, но долго бегать от них — это куча времени и сил. А мы же некоммерческая организация, всё из любви к искусству. Конечно, каждый мотивированный пользователь может обойти блокировки минут за пять. Каждый сайт однократно может обойти блокировку минут за 40. Но когда против тебя государство, которое выкручивает руки каждому российскому провайдеру, заставляя его тебя блокировать, — это уже не совсем фикция.

KYKY: Был ли у вас какой-либо опыт обхода блокировок, или это оказалось новым явлением в принципе?

Д. Х.: Мы первые и единственные, кажется, кто публично воспротивился блокировке.

KYKY: Уже в то время вы представляли, что из-за слов и предложений вам придется уехать из России на неопределенный срок?

Д. Х.: Нет, но начинал беспокоиться. В 2012 уже собрался всерьез.

KYKY: Когда ситуация стала такой, что вы поняли, что она угрожает вашей свободе, а не сайту?

Д. Х.: В ноябре 2012 года не только заблокировали сайт, но и начали таскать на допросы по знаменитой 282 статье, «экстремизм». Потом пошли обыски по той же статье. Следователи искали, кто написал обидное в статье про Адыгею. А это до пяти лет лишения свободы.

Статью признали экстремистской и внесли навеки в список экстремистских материалов, вместе со всякими зигами и свастиками.

KYKY: А никогда не было желания плюнуть на все подчиняться этим требованиям?

Д. Х.: Было, конечно, но смысл? Жизни-то все равно не дадут. Да и не для того девять лет (на тот момент поменьше, но все равно) десятки тысяч людей писали эти статьи, чтоб я сказал «а, ладно, запрещайте, как хотите».

KYKY: Преследовали только вас или авторов, которые зарегистрированы в качестве создателей материала для Лурка?

Д. Х.: Вся суть этих допросов и моего поведения была в том, чтобы как раз авторов статей не сдавать. В ответ на это опера и прочие стали ходить ко мне домой как-то совсем уж постоянно.

KYKY: Как вы считаете, теперь они остановятся или будут искать способы ликвидировать ресурс окончательно?

Д. Х.: Тут дело не совсем в ресурсе. А в том, что он олицетворяет. Им мешает не Лурк, а неподконтрольный интернет в принципе. Вообще, неподконтрольность интернета мешает властям и спецслужбам по всему миру — но в России взялись за его искоренение с исключительным размахом. Это борьба даже не столько с интернетом, сколько с наступлением будущего в принципе. В 2011 году было принято решение, что с будущим России окончательно не по пути.

KYKY: В истории бывает такое, что после сумасшедшей реакции вдруг наступает либерализация. Вы намеков на улучшение ситуации не видите?

Д. Х.: Пока что был принят «пакет Яровой», который явно направлен на разорение мелких провайдеров, и который душит интернет со всех сторон. Заодно почти незамеченным прошло ужесточение закона о порнографии, где детской порнографией объявляется вообще всё на свете сразу, например «имитация» детского порно. И сроки такие же, как за реальное изнасилование. Кроме того в 2016 году стало нормальной практикой давать по полтора-два года за репост (именно репост, не публикацию) картинок в социальных сетях. Реального срока, не условного. Так что нет, не очень как-то с просветом пока.

KYKY: Способы легального противодействия такому положению дел существуют?

Д. Х.: Пока не обнаружено: суды научились запрещать статьи, не зовя в суд тех, кому они эти статьи запрещают, собственно. То есть статья запрещена судом, но ответчик – какой-нибудь «Мегафон Северный Кавказ». А решение суда исполнять опять-таки Лурку. А опротестовать нельзя, потому что суд считает, что раз судили не нас, то мы и не имеем права ничего делать. Это последовательное удушение свободы самовыражения, свободы слова и интернета как последнего места, где эта свобода была.

KYKY: Есть ли у вас мысли, почему общество так безразлично относится к наступлению на свободу? К примеру, подобные инициативы по контролю интернета, как мне кажется, вызвали бы шквал протестов в той же Европе.

Д. Х.: Потому что после советской нищеты и закрытого мира люди получили достаток и, главное, после всепроникающего советского строя — невмешательство в частную жизнь. В обмен на «невмешательство в политику». Понятно было, что обмен этот неравноценный и временный — кто меняет материальные блага на свободу, лишается в результате и того, и другого. Но как только стало понятно, что экономика не справляется, власти начали борьбу с теми, кто хотел развития России в общемировом, общеевропейском русле. Ну, например, с нами.

KYKY: Лично у вас есть какие-либо этические границы, которые вы предпочли бы запретить, даже на фоне тотальной свободы?

Д. Х.: Границы очевидны: публикация частной переписки. Если это не переписка государственных деятелей, представляющая общественный интерес. Или публикация паспортных данных, или логинов с паролями. Мы, по возможности, удаляли такую информацию с сайта по просьбе заявителя.

KYKY: Что для вас большее зло: судебные иски по контенту Лурка или же борьба с контентом под предлогом авторского права?

Д. Х.: Нынешняя борьба за авторские права, не имеющая ничего общего с авторскими правами, конечно же — всемирная проблема. Проблемы Лурка — это проблемы одной-единственной страны, и, я надеюсь, временные. Конечно же, необходима реформа копирайта. Я не сторонник полной отмены авторского права, это невозможно. Другой вопрос, что нынешняя схема защиты авторских прав совершенно никуда не годится, нуждается в реформировании, в радикальном уменьшении срока защиты этих самых авторских прав и вообще — в упрощении. Система копирайта складывалась в 19 веке и уточнялась в 20, она отражает реалии 30-х годов и 70-х, когда создание и распространение копии произведения требовало каких-то материальных вложений. Теперь система авторского права защищает именно эту систему — как будто создание каждой копии альбома или фильма требует создания серьезной инфраструктуры. А нет, это пара кликов!

Слушайте, проблемы Лурка — это проблемы одного, пусть и хренового, политического режима в одной стране. А проблемы копирайта — это наши общие проблемы везде.

KYKY: Каким вы видите интернет будущего, если всё пойдет по регрессивному пути?

Д. Х.: С одной стороны, Facebook и Google заметно упрощают интернет, которым мы пользуемся. С другой стороны, они же и демонстрируют, что никто на самом деле не соблюдает всех этих безумных копирайтных законов. И что если какая-то страна сходит с ума и требует блокировать тот или иной контент, то Facebook и Google способы, как этот контент доставить иными путями. Другой вопрос, что идеально свободным интернет уже не будет никогда, он в заметно подчиняется разным корпорациям, обладающим большими деньгами и влиянием — тем же Facebook и Google. Но не целиком. Ни Facebook, ни Google не могут существовать в полностью тоталитарной, неконкурентной среде. Они, может, и предпочли бы, но не выживут. Тут же найдется кто-то, кто их отодвинет. Хотя то, как Facebook к может рулить новостными потоками и насколько безответственно он это делает, — внушает, конечно, беспокойство.

Фото из личного архива героя